Середина 1900-х гг.
Холст, масло.
112,5 х 81 см.

На обороте владельческая надпись: «К.С. /Петров-Водкин / «Орфей»/ 1902 83 х 115.
Оформлена в старинную золоченую раму с латунным шильдиком.
Экспертное заключение ВХНРЦ им. И.Э. Грабаря от 22. 12. 2008 г.
Экспертное заключение НИНЭ им. П.М. Третьякова от 21. 08. 2013 г.

Происхождение:
Приобретена через художественный салон «Москомиссонторга» в 1961 г.;
далее передавалась по наследству.

   Есть место, где люди приходят тосковать на берег моря
<…> И море молчит перед ними, и люди тогда безмолвны со своей тоской. И солнце медленно опускается в море.
К.С. Петров-Водкин.
Из записной книжки 1904-1908 гг.
(СР ГРМ, ф.105, ед.21,л.8,б/д)

   Представленное на аукционе раннее живописное полотно Кузьмы Сергеевича Петрова-Водкина (1878–1939) «Орфей» не было до настоящего времени известно публике и искусствоведам.
   Кузьма Петров-Водкин прошел долгий и сложный путь формирования собственного стиля. В первой половине 1900-х годов и освоение живописного мастерства, и эстетическая программа шли в русле символизма. В эти годы одновременно с живописью, а возможно даже более интенсивно, Петров-Водкин занимался литературой – писал рассказы и пьесы в духе Метерлинка.
   В годы учебы Петров-Водкин посетил Мюнхен, где некоторое время занимался в школе Ашбе, знакомился с немецкими мастерами. «Беклин, Штук и Ленбах были в эти дни китами, на которых держался Мюнхен.– вспоминал он позднее. – Их обаяние заливало в эти годы и нашу страну: «Война» и «Город мертвых» в бесчисленных репродукциях разбросились и до нашей провинции и развесились по комнатам передовой молодежи. Влиянием этих мастеров были охвачены и Скандинавские страны и Центральная Европа. В Мюнхене я увидел их в оригиналах. Я увидел, что колорита их мы не знали в Москве. Бросился их изучать»
   Молодого ученика московской школы, любимым учителем которого был Валентин Серов, не удовлетворяла живопись мюнхенских авторитетов: «Замечательная выдумка, романтический юмор Беклина, его человечность, которою он наделял пейзаж, сирен, фавнов и центавров, не увязывалась для меня с его сырой, плохо положенной на холст краской. <…> Я не знал, чему мне от него как от живописца научиться, кроме настроения печали, юмора и общей человечности во взглядах».
   Выразителем идей времени К.С. Петров-Водкин считал М.А. Врубеля: «Врубель был нашей эпохой. Он один из первых вывел рисунок из его академической условности и обогатил его средства. Пробел от А. Иванова до нас заполнился, История искусства начиналась нами уже не с Рафаэля, а с Египта».
   В России в 1904–1905 гг. в небольших акварельных эскизах Петров-Водкин пытался воплотить замыслы символистских сюжетов, с которыми он работал, как литератор. В 1904 году он создал два варианта композиции на тему «Демона» (живописное полотно и акварель), в которых явно чувствуется желание подражать Врубелю. Сложившийся под воздействием живописи Врубеля сине-серо-зеленый колорит сохранялся в работах Петрова-Водкина вплоть до 1907 года, он возникает даже в некоторых африканских этюдах.
   Но после путешествия в Италию (1905–1906) и учебы и творческой работы в Париже (1906–1908) художник выходит на новый вариант символизма, в основе которого лежит неоклассицистический рисунок, признанный в Европе второй половины 1900-х. В годы формирования нового стиля все внимание было обращено на работу с формой, а сюжеты, мотивы и даже композиционные схемы брались художником часто из эскизов предшествующих лет. Можно высказать предположение о том, что и замысел композиции «Орфей» возник в 1904 году.
   Большинство сюжетных идей Петрова-Водкина середины 1900-х годов осталось в виде графических эскизов. Как правило, им свойственно настроение печали, замедленные ритмы, облик персонажей часто стилизован под античный или древневосточный колорит. Известны его портретные и сюжетные композиции к пьесе «Звенящий остров», над которой он работал, начиная с 1902 года, продолжал перерабатывать и в 1906 году в Париже. Среди графических этюдов к этой пьесе встречается образ Эгитафа. Символистское имя этого персонажа сконструировано автором с помощью приема обратного прочтения от французского слова Fatigue – «усталый, измученный».
   В этом круге сюжетов скорее всего и родилась у Петрова-Водкина тема Орфея у ворот Аида, скорбящего по потерянной Эвридике. Для этого был и биографический повод – смерть юной Лёли Можаровой, в которую юноша был влюблен. В РГА- ЛИ хранится рисунок пером «У могилы невесты», на котором изображен юноша в античном одеянии, опирающийся на арфу, подобную изображенной в нашем «Орфее». Когда в 1906 году в Париже Петров-Водкин познакомился с Марией Иованович и женился на ней, он ассоциировал себя с Орфеем, встретившим вернувшую его к жизни новую любовь. « Когда я впадал в отчаянии, я думал о смерти...Я всегда был в самом себе, всегда являлся зрителем среди людей, все желания моего сердца были спрятаны во мне самом...И вот, я нашел свою Эвридику! Я нашел на земле женщину. У нее большое сердце, она чиста и у нее много собственного достоинства…», – писал он жене.
   Явно видимый характерный подготовительный рисунок, четкая графичность и прорисованность «Орфея», отличающая его от живописной манеры Петрова-Водкина первой половины 1900-х, свидетельствуют о том, что художника в период создания картины чрезвычайно занимало интенсивное рисование натуры, которым он особенно усердно занимался в Париже. Исследователи творчества К.С. Петрова-Водкина единодушно полагают, что при работе над картинами парижского периода «художник соединял несколько этюдов натурщиц, написанных в мастерской, в одну общую композицию, более или менее сюжетно оправданную» (В.И. Костин, 1966). Позднее он уже свободно искал композиции для воплощения замысла.
   Известно, что в первой половине 1900-х годов Петров-Водкин неоднократно работал по заказам своего друга и мецената, архитектора и совладельца мебельной фабрики Р. Мельцера – выполнял эскизы монументальных панно (майолика на фасаде клиники Вредена, 1904) и декоративные панно для оформления интерьеров (трехчастное живописное панно в особняке голландского консула фон Гильзе ван дер Пальса, 1902 г) и др.
   Можно предположить, что «Орфей» мог быть задуман и реализован как элемент оформления интерьера. По краям холста отчетливо видны вертикальные и горизонтальные линии, выполненные автором кистью и обозначающие границы панно. Создание «окна изображения» характерно для полотен, используемых в качестве вставок в мебельные и иные интерьерные панели. Предназначение полотна для прикладной цели объясняет и отсутствие подписи на вполне законченном произведении.
   Античная тема, столь созвучная символизму начала XX века, была актуальна для Петрова-Водкина на протяжении всего периода 1900-х годов и была продолжена в работе над «Греческим панно» в 1910 г.
   Большое живописное полотно «Орфей», по замыслу связанное с символистской сюжетикой 1904–1905 годов, но выполненное уже в иной, более жесткой и строгой форме, представляет значительный историко-художественный интерес, поскольку ранних сюжетных картин сохранилось очень мало.
   Помимо «Демона» (1904?, част. собр.) известны две картины К.С Петрова-Водкина, написанные как программы для получения медалей и диплома в МУЖВиЗ – «Семья сапожника» (АХ) и «Семья художника» (Хвалынский музей). Местнахождение картины «Элегия» (1906) не известно. В настоящее время мы знаем лишь о существовании мрачного полотна «Хаос» (1906, част. собр.) и о принадлежащих Русскому музею картинах «Кафе» (1907–1908), «Портрет жены (на фоне гобелена)» (1907), «Берег» (1908) и Третьяковской галерее «У фонтана» (1906).
   «У фонтана» – небольшое полотно с изображением танцующих девушек, эскизного характера без портретных характеристик. По сути, до настоящего времени лишь «Берег» был законченной картиной, относящейся к периоду ранних символистских поисков К.С. Петрова-Водкина.
   «Орфей», написанный раньше «Берега», расширяет наши представления о ранних сюжетных композициях К.С. Петрова-Водкина. В этом полотне наряду с остатками увлечения врубелевским колоритом мы видим элементы того символистского неоклассицизма, который станет главным направлением его живописи последующих лет – «Сон», «Мальчики», вплоть до «Купания красного коня».

   Благодарим за помощь в подготовке материала заведующую отделом графики XX века ГТГ, кандидата искусствоведения, Н. Л. Адаскину, старшего научного сотрудника ГТГ Е.М. Жукову и Ю. В. Рыбакову.

Предварительная оценка: 30 000 000 – 45 000 000 р.