Письмо на французском языке.
Санкт-Петербург.
Размер 20,4 х 12,6 см
[2] листа
Бумага с тисненой монограммой императора Николая I, орешковые чернила. 

№29
  С.П. Четверг, 1/13 февраля 1868, в 4 часа пополудни
  С тех пор, как я написал и отправил тебе давеча свою записку, у меня и минуты свободной не было, ибо, кроме моих обычных занятий, Совет продлился с 1 часу до 3 1/2 часа, и я сейчас вернулся с небольшой прогулки в санях и пешком, лишь чтобы подышать воздухом и размять ноги, которые уже не работали от длительного сидения. Однако, я прошел перед вашим домом в надежде заметить тебя в окне, но увы! напрасно. О! как я жажду увидеть тебя, милый любимый ангел, броситься в твои объятия и сделать бингерле. Теперь я пойду отдохнуть до ужина. Меня страх как тянет домой!
   В 2 часа ночи. Люблю тебя, мой ангел, больше жизни, и счастлив любить тебя и принадлежать тебе душой и телом. О! какое наслаждение мне доставили наши бингерле, они бесконечно проникают во все мои фибры, и чувствую себя счастливым, что заставил тебя разделить это неистовство счастья, которое ты всегда умеешь мне дать. Но при этом меня мучит мысль, что ты можешь серьезно заболеть, после немыслимой неосторожности, которую ты совершила в те полчаса, когда я должен был тебя оставить. Ты вполне заслужила, моя гадкая и злая шалунья, чтобы я серьезно на тебя обиделся, но ты видела, что я на это неспособен, ибо мое обожание затмевает все прочие мои чувства. Я хотел бы только, что бы ты не забывала, что ты моя жизнь и мое добро, и ты не можешь распоряжаться своим существом, что мне принадлежит, как и мое принадлежит тебе. Мы должны беречь друг друга, ты для меня - а я для тебя. Подумай, что будет с нами, если одного из нас не станет? Поэтому ты можешь понять, моя милая, беспокойство, с которым я буду ожидать завтра известий от тебя, а если ты серьезно заболеешь, что со мной станет? Эта мысль не дает мне покоя, ты должна это понять. После того, как расстался с тобой накануне, я пил чай с детьми, а потом мне пришлось взяться за работу. И лишь в 11 часов я отправился на каток, где смертельно скучал, несмотря на то, что «миленькие» порхали вокруг меня, оставался я там не более получаса. Вечер у графини Стенбок* также не был для меня особо занимательным. Я отдал дань общению, и меня вынудили остаться на ужин. Единственная персона, которую мне было приятно видеть – это была малышка Апраксина**, ибо я знаю, что она любит тебя. Мне тебя хотелось, вот и все.
   Помолюсь теперь за нас и лягу, прижимая тебя к своему сердцу, которое тобою только и дышит. Люблю тебя без памяти, и хотел бы опять бингерле.
   Пятница 2/14 февраля в 9 1/2 часа утра
   Чтобы доказать тебе, милый ангел, что я лечусь ради тебя, я не пошел на утреннюю прогулку, ибо сейчас 19 мороза, а в этот момент я имел счастье получить твое восхитительное вчерашнее письмо, каждое слово которого проникает мне прямо в сердце, и ты знаешь, что это сердце принадлежит тебе навсегда. <…>Я умоляю тебя сообщить, как ты себя чувствуешь сегодня утром, ибо страх, чтобы ты не заболела, не дает мне покоя и гнетет. Если ты почувствуешь себя плохо, заклинаю тебя не выходить на холод, хотя это и лишит меня удовольствия видеть тебя. Ради Бога, успокой меня и не оставляй меня в неведении о том, что с тобою происходит, если бы к несчастию ты занемогла. Поскольку сейчас у нас церковный праздник, я иду на мессу и буду молиться за тебя с большим пылом, чем когда-либо. Не забывай, что ты моя жизнь.
   Твой навсегда.

*Стенбок Маргарита Сергеевна, урожденная Долгорукая (1839–1912), супруга графа Алексея Алек- сандровича Стенбок-Фермора (1835–1916).

** Апраксина Александра Александровна (1851–1943), фрейлина императрицы Марии Александров- ны. В замужестве княгиня Оболенская.

Предварительная оценка: 230 000 – 300 000 р.

Цена продажи: 270 000 р.